Каждое движение за мир нуждается в опыте тех, кто уже прошел этот путь. Цитаты Джерри Рубина, одного из самых ярких лидеров антивоенного сопротивления против войны во Вьетнаме, открывают перед нами мир стратегий, тактик и акций, потрясших всю Америку. Его смелый подход и анализ борьбы против войны имеют особое значение для сегодняшнего антивоенного движения в России.
Протесты 1960-х годов разворачивались в условиях демократии, где граждане могли открыто выражать свое несогласие с государством, как делал Джерри Рубин. Репрессии имели место, однако демонстрации согласовывали, по телевидению официально показывали антивоенную позицию. Голос несогласных имел существование, а не тотально запрещался. Сегодня в России подобное недовольство войной сталкивается с подавляющей диктатурой, где любое несогласие жестко пресекается. Тем не менее, смелые стратегии и яркие акции Рубина показывают, что даже в самых сложных условиях общественный протест может быть мощным инструментом перемен. Его опыт помогает искать нестандартные способы борьбы и вдохновляет не отступать перед системой.
Джерри Рубин был известен тем, что сочетал разные тактики сопротивления и критиковал чисто ненасильственный подход, считая, что протест может и должен быть разноплановым и смелым. Этот аспект его идей особенно актуален для современных антивоенных активистов в России и Беларуси, где, наряду с мирными выступлениями, все чаще применяются акции саботажа и поджогов как способы сопротивления. Опыт Рубина показывает, что для борьбы с репрессивными системами иногда необходимы более радикальные методы, привлекающие внимание и выражающие несогласие с войной.
Марш на Пентагон в октябре 1967 года, в котором участвовал Джерри Рубин, стал одной из самых известных антивоенных акций в США. Тысячи протестующих, среди которых были активисты, студенты и деятели культуры, собрались у стен Пентагона, символа американской военной мощи, чтобы выразить протест против войны во Вьетнаме. В ходе акции произошли столкновения с полицией. По мотивам антивоенных беспорядков снят художественный фильм “Суд Над Чикагской Семёркой” (2020)
В статье представлены ключевые отрывки из книги Джерри Рубина «Сценарий Революции», где он делится своим опытом, взглядами на протест и стратегиями борьбы против несправедливости. Для тех, кто заинтересован в полном тексте, можем отправить электронную версию книги в личные сообщения по запросу.
В Москве в честь Джерри Рубина был назван социальный клуб с анархическим уклоном, ставший важным культурным пространством. Сообщество клуба и панк-музыканты проводили здесь антивоенные акции против войны в Чечне и другие мероприятия на социально-политические темы. Клуб просуществовал с 1992 года и действовал вплоть до недавнего времени. Подробнее об этом — в следующих материалах.
Когда мы просто маршировали и пикетировали, делая острые заявления в адрес правительства с требованиями прекратить войну, опытные люди секли, что мы – всего лишь дети, что мы это не всерьез. Американцы знают, как тяжело переубедить власти.
– Да ну нах, вы че, так вы войну не закончите, – стандартная реакция дальнобойщика на всевозможные марши, борцов за мир, пикеты, петиции и листовки.
Простой американец понимал свое правительство намного лучше, нежели «антивоенное движение». Он знал, что вся фишка была в ни на что не годных, недосягаемых политиках, понимающих лишь один язык – язык власти и насилия.
Когда движение перетекло на улицы и заговорило на диалекте власти, когда оно стало жестким, мы снесли все преграды на пути к взрослым дядькам. Америка понимает Элдриджа Кливера (Черные Пантеры) именно поэтому. Вот почему мы опаснее сотни Мартинов Лютеров Кингов
Военные поезда с пушечным мясом для Вьетнама проезжают через наш город! Это было уже слишком! А железнодорожные станция была всего в пяти домах от здания КВД. Два борца за мир прыгнули в машину и проехали 320 километров на север с разведывательной миссией. Им надлежало позвонить нам сразу же, как увидят поезд. Тогда КВД должен был вступить в бой.
У нас была телефонная пирамида. Каждый звонил 10 людям, каждый из которых, в свою очередь, тоже обзванивал 10. Таким образом, в течение часа можно было мобилизовать 1000 человек. Мы печатали листовки с призывами «Останови поезд!» и писали тексты на транспарантах. Наши люди на кампусе были приведены в боевую готовность. Через два часа 300 человек уже ждали поезда, перетянув через пути огромный баннер с надписью: ОСТАНОВИТЕ ВОЕННУЮ МАШИНУ.
Ни единого копа в пределах видимости. Мы рассчитывали, что, когда машинисты увидят такую толпу на путях, они резко дадут по тормозам. Что еще им оставалось? Мы рассчитывали остановить военную машину. Пути завибрировали. И вот показался он, охуительно здоровый поезд, несущийся прямо на нас. Все ближе и ближе. Мы не сдавали позиций. Поезд между тем даже не замедлил ход.
– Он не остановится!
– Берегись!
Мы попрыгали в стороны, а поезд проревел мимо, в клочья разрывая наш баннер.
Следующим днем еще звонок: второй поезд на пути к нам. Мы уведомили прессу. На этот раз сотни людей сидели на рельсах. Три десятка копов образовали живой клин, чтобы оттеснить нас подальше. Мы бросались на другое место и снова усаживались. Понятно, что поезд скорее остановится, чем подавит человеческих детенышей. Но состав с солдатами гнал на полной при поддержке полицейского клина. Мы стояли у рельсов, вопя на проносящийся мимо нас поезд. Из окна высунулся солдат, показавший знак «V».
– Вы это видели?
Другие солдаты тоже показывали «V», столпившись у окон:
– СЧАСТЛИВЧИКИ ГРАЖДАНСКИЕ.
– Я НЕ ХОЧУ ТУДА, НЕ СДАВАЙТЕСЬ!
Постепенно мы увлеклись не на шутку. Железнодорожная компания Санта Фе и американское правительство были готовы скорее прикончить нас, чем остановить свои чертовы поезда. Мы начали врубаться в понятие «Военная Машина».
Но если вдуматься, что означали знаки солдат! Наша уверенность крепла. Мы должны были остановить ебучий поезд! Что делать? Кто то предлагал динамит. Один парень выдвинул идею поставить на путях машину, чтобы поезд ее протаранил. Мы решили привести побольше людей на пути. Нам предстояло остановить состав, создав зрелищную конфронтацию между Военной и Человеческой жизнями.
Мы наводнили Беркли тысячами листовок со словами: «ОСТАНОВИ ПОЕЗД!» Пресса любила распространяться о великолепной разведке КВД. Мы знали, когда прибывает поезд, еще до того, как это становилось известным полиции, и извещали СМИ. Откуда мы узнавали? Мы молча моргали, оставляя репортеров в замешательстве, пока наши коммандос несли круглосуточную вахту в ожидании нового поезда. Звонок раздался в три ночи. Стало быть, они гнали поезд спозаранку, чтобы нас наколоть. Но мы были готовы.
В шесть утра 1000 человек уже столпились на путях, трясь друг о друга и потягивая кофе, чтобы не закоченеть. Около 50 копов из Беркли и дюжина омоновцев образовали клинья, чтобы держать нас под контролем. Мы оказались в полицейском капкане. Идея: резко прощемиться навстречу поезду, чтобы его не пропустить. По условному сигналу все побежали. Телеоператоры с их громоздким оборудованием были застигнуты врасплох, но потрусили вслед за нами.
Толпа растянулась километра на полтора. Демонстранты, копы и телевизионщики неслись прямиком на состав, который скорее убил бы нас, чем остановился. Угроза появления жертв мгновенно возросла. Машинист выдувал шестиметровые клубы пара перед поездом, чтобы расчистить пути. Это означало, что видеть кого либо на рельсах он не мог.
Пар ослепил людей, наблюдавших за приближающимся локомотивом. Омоновцы заполонили пути, чтобы выбить с них народ. Человек лежал на рельсах лицом вниз. Над ним на коленях стояли люди, умоляя убраться. Он не отвечал. Кто то попытался его сдвинуть. Бесполезно. Спасатель позвал подмогу, и уже двое пытались сдвинуть парня с рельсов.
Поезд громыхал все ближе и ближе. Наконец уже четверо потянули лежащего. В ту секунду, когда его перетащили, состав проревел мимо. Между копами и демонстрантами развязалась драка по всей протяженности занятого отрезка. Один из партизан КВД заскочил на заднюю подножку поезда и нажал пневматический тормоз. Три десятка других воспользовались этим, чтобы запрыгнуть на борт, и еще несколько человек вскарабкались на крышу. Трое пролезли в последний вагон и были выдворены военной полицией.
Стоило демонстрантам взять поезд на абордаж, как он начал сбавлять ход. Потом уже полз. Когда копы попытались нас выписать, мы снова выстроились в ряд на путях. Поезд остановился!!!
Копы пытались арестовать тех, кто на него запрыгнул. Когда они дернулись, чтобы заграбастать обольше народу, мы рванули врассыпную – поймали в итоге только троих четверых. Мы бежали, визжа и улюлюкая, по улицам, прочь от железной дороги, как ватага чокнутых ебланов. Мы были воинами победителями. Мы познали экстаз. Мы остановили поезд с войсками. Мы вколотили первый гвоздь в гроб Военной Машины.
Мы выпускали еженедельную газету, организовывали походы по домам в черных гетто Окленда с обсуждениями Вьетнама, рассылали повсюду ораторов, снабжали солдат листовками в аэропортах с призывами дезертировать, обучали призывников, как косить, писали петиции, организовывали исследования, а также крупные и малочисленные демонстрации <….>
Мы знали, что недалек тот день, когда в Америке начнутся Нюрнбергские процессы, на которых мы будем судьями. <…..>
Представьте, что в один прекрасный день 5 тысяч грузовиков будут разъезжать по городу, рокоча в матюгальник: «Война во Вьетнаме закончилась! Конец! Включите радио для получения дополнительной информации!» В течение следующих двух минут все будут звать матерей:
– Эй, мам, война закончилась!
Никсону бы пришлось пиздюхать на ТВ и разубеждать американцев, говоря, что война все еще продолжается.
Мы расклеили постеры с фотографией матроса, целующего медсестру в день окончания Второй мировой1по всему Нью Йорку. Постеры провозглашали празднование окончания войны во Вьетнаме. Две тысячи тинейджеров и чиканашек всех типов собрались в парке на Вашингтон сквер. Мы не знали, куда себя деть, посему попросту обходили окрестности, вооружившись свистками и возвещая всех встречных об окончании войны (для многих из нас она никогда не начиналась).
Потом мы сбились в огромную кучу и устроили обратный отсчет – 100, 99, 98, 97, 96… когда мы добрались до 20, к нам присоединились еще множество фриков, а когда дошли до 1, закричали:
– Война закончилась!
И побежали по Пятой авеню, чтобы скорее поделиться хорошими новостями с другими американцами. Мы застали копов врасплох. Они почему то решили, что мы будем паиньками, празднующими окончание войны в песочнице парка день напролет. Вместо этого мы неслись по улицам, вопя: «Войне конец!» Клаксоны гудели. Люди бросали машины, чтобы уточнить, что мы там кричим. Даже провоенные персонажи спрашивали:
– Серьезно? Откуда такая информация?
Аллен Гинзберг влетел в зал игровых автоматов, вскинул руки к небу, подпрыгнул и заверещал во всю глотку:
– Война закончилась! Война закончилась!
Все превратилось в один большой праздник. Прибыла нью йоркская конная полиция, стремясь очистить улицы. Поначалу мы думали, что копы празднуют вместе с нами: у них тоже были свистки и всевозможная бутафория. Красные и зеленые огни, животные, пробки на дорогах и неистовый гвалт – все эти вещи становились составными частями церемонии.
Никто не сожалел об окончании войны. И, что потрясало еще больше, никому не пришло в голову спросить: «А кто победил?» Всем было по херу.
Празднование вытряхнуло людей из давно напяленных социальных ролей. Те, кто был за войну, не знали, как реагировать на психологическое насилие над их мозгами. Они не могли игнорировать эту новость, как игнорировали транспаранты «Нет войне!».
Поскольку театр вырастает из конкретной ситуации, очень важно правильно выбрать момент. Летом 1967 го своевременно было кричать, что война закончилась. Но Линдон Джонсон был тот еще трюкач. Он завлек нас в собственный театр, подтвердив тот факт, что война ЗАКОНЧИЛАСЬ.
Целью антивоенного движения на парижских переговорах было показать, что война все еще продолжается. Демонстрация йиппи в Чикаго стала своего рода продолжением и одновременно опровержением празднования в честь окончания войны. Мы неслись по улицам, вопя: «Война продолжается!» И тут мы не лгали.
Антивоенное движение было слишком уж, блядь, обходительным. Сила Мартина Лютера Кинга cкрылась в том, что он органично заменял стоявшего за его спиной черного коктейлем Молотова («Не хотите слушать меня, будете иметь дело со здоровенными, вооруженными, охуевшими ни**ерами»). Антивоенные пацифисты сильны ровно настолько, насколько чокнутые революционеры готовы спалить к ебеням все пентагоны страны.
Пробиваем брешь в ограде между местом под наш марш и ненавистным зданием. Атака нарастает по трем разным направлениям к Пентагону. Осада!
Вовсю разгорается война между патлатыми антивоенными демонстрантами и солдатами в шлемах со штыками. Демонстранты пытаются прорваться к зданию. Мы швыряем камни, пивные банки и мусор, а солдаты колошматят нас прикладами винтовок. Льется первая кровь. Две сотни храбрейших мужчин и женщин на земле, пользуясь древками вьетконговских флагов, пробились сквозь ряды солдат и ринулись в здание, внутрь Пентагона. Пентагон США! Пентагон не был непобедимым!
Приклады отогнали нас назад, двадцать черепов треснули, кровь хлынула рекой. Когда войска попытались отбросить нас, демонстранты сцепили руки.
– Стоим! Стоим!
Мы стояли, и армия тоже остановилась, а потом и вовсе отошла, приняв за данность точку, которую мы за собой закрепили. Победа!
Антивоенное движение – пораженческое. Пустая трата сил. Люди хотят сражаться за что-то, а не против чего-то. Нам не нужно антивоенное движение, нам нужно Американское освободительное движение Вьетнам – это война стариков: они пытаются привить дряхлые категории вроде бедности, расизма и военной силы внезапно возникшему новому поколению.
О, новый мир! Народ, мародерствующий в Детройте. Подростки, плюющие на стены Пентагона, украшающие их лужами мочи и надписями «Че жив». Партизаны, проводящие акции по всей Латинской Америке, Азии и Африке. Тысячи детей в Америке, которые начинают спрашивать «почему» и не получают никакого ответа, кроме демонстрации седин и кулаков.
Это не антивоенное движение – это освободительное движение.
Я одобряю пацифистов, референдумы, марши, символические и подрывные сидячие забастовки, диверсионные уличные демонстрации и саботаж. Это партизанская война в Америке: каждый занимается своим делом. Симфония самых разных стилей, бунт для каждого. Пока респектабельный средний класс вступает с Никсоном в дебаты, Никсон его нагибает.
Хороший вопрос: может ли Америка измениться «мирным путем»?
Можно ли победить монстра, играя по его правилам? Используя выборную систему, закон и порядок, полицейские положения и границы, очерченные средним классом Америки? Может ли государство, проводящее различия между бедными и богатыми, белыми и черными, начальниками и сотрудниками, арендодателями и квартиросъемщиками, учителями и студентами, реформировать само себя? Заинтересовано ли оно в реформах вообще или просто хочет устранить нарушителей спокойствия? Нужно ли ему поколение бузотеров? Новое поколение взрывных, безумных, иррациональных, гиперсексуальных, злых, атеистичных, инфантильных и дурных людей.
людей, которые сжигают военные повестки и долларовые банкноты людей, которые рвут аттестаты и дипломы людей, которые говорят: «В гробу я видал ваши цели» людей, которые завлекают молодежь музыкой, травой и ЛСД людей, которые бережно носят вьетконговские флаги людей, которые переопределяют для себя реальность и нормы людей, которые одеваются в смешные наряды людей, которые расценивают собственность как воровство людей, которые говорят «ебать» с экрана телевизора людей, которые завязали с игрой в статусы, роли и должности людей, которым нечего терять из материального мира, кроме их тел
Война во Вьетнаме прекратится, когда позор от продолжения войны во сто крат превысит позор от ее возможного прекращения. Америку уже позорит множество вещей, а все потому, что она так зависима от образов, которые себе рисует. Отчуждение молодежи, демонстрации и шиза на кампусах, борцы за мир, подземные тоннели в Канаду для косящих от призыва, страны, запрещенные для визита, тысячи людей, показывающие средний палец Пентагону по национальному телевидению.
Мы можем закончить эту войну – мы уже остановили Америку на скаку, совместив юность, музыку, секс, наркотики и мятежный дух с изменой родине. Эту комбинацию будет непросто перещеголять.
Стю дождался своей очереди у матюгальника в воскресенье днем и сумел привлечь внимание солдат буквально за минуту. Он сказал:
– Мы выросли в одной стране. Мы примерно одного возраста. Мы – братья, потому что росли, слушая одно и то же радио и смотря одно телевидение. У нас аналогичные идеалы. Нас разделяет только ебаная система… Я заимствую идеи не у Мао, Ленина или Хо Ши Мина. Я заимствую их у Одинокого Рейнджера76. Вы знаете, что Одинокий Рейнджер всегда сражался на стороне добра против зла и несправедливости. Он никогда не стрелял, чтобы убить!..
Я учился в бруклинской школе № 206, и никто в ней не любил строгих учителей. Мы всегда мечтали заполучить учителя, который не был бы строгим. Правительство стало слишком строгим учителем. Если они не нравились нам, когда мы были детьми, с какой стати мы должны любить их сейчас? Мы всегда считали старост стукачами, а сейчас вы, ребята, ведете себя, как старосты. Давайте к нам!
